Алексей Маслов: У нас с Китаем сильно различается законодательная база. Дело в том, что Китай развивает ESG-систему в течение последних 15−20 лет. И за последние 5−8 лет были приняты новые законы, которые жестко регулируют правила поведения предприятий, отдельных провинций, областей. Поэтому китайские законы, как ни странно, значительно более жесткие, чем законы российские. И технические требования у Китая значительно более жесткие.

Сегодня Китай вкладывает очень большие средства в «отбеливание» своего образа, потому что долгое время говорили, что Китай — это дешевые и грязные технологии. И хотя Китай уже давным-давно изменился, он до сих пор считается страной экологически необразованной. Но это уже не так. И если Россия поддержит ряд китайских инициатив, то для Китая это будет очень большой плюс. Второй (очень важный) момент — практически все крупные предприятия Китая следуют самым жестким стандартам, что приводит к удорожанию производства. Как следствие, Китай хочет продавать свою продукцию дороже, объясняя это тем, что она сделана по высоким стандартам. И Россия в данном случае очень важна для Китая в качестве такого рынка сбыта, потому что, например, для покупателей из стран Юго-Восточной или Центральной Азии основной критерий — дешевизна товара. И третий момент: Китай несколько раз подходил к идее создания широких коалиций или ассоциаций в этой сфере. И он нуждается в стране, которая сможет поддержать в этом вопросе. Следовательно, теоретически Россия и Китай могут создать межправительственную комиссию и законодательно закрепить общие экологические и технологические нормативы.

Но надо понимать, что некоторые вещи Китай не собирается и не хочет интегрировать с другими странами. Так, например, Китай принял решение достигнуть к 2060 году углеродной нейтральности. И поскольку это решение было принято Коммунистической партией Китая, отказаться от этих планов невозможно. Многие провинции стали соревноваться в том, кто уменьшит вредные выбросы, кто перестроит производство, и оказалось, что в 2021 году многие провинции стали испытывать нехватку ресурсов и сырья. В некоторых провинциях дело дошло до отключения электричества, потому что они пытались работать с опережением. И, как следствие, наоборот увеличивали количество выбросов, нарушали ESG-принципы. Китай быстро пересмотрел подходы к достижению углеродной нейтральности и регулированию этих вопросов и при этом сохранил как высокий уровень трудовых стандартов, так и соблюдение трудовых гарантий. Это, кстати, потребовало очень больших денег. То есть Китай сначала что-то у себя отрабатывает, ну, а потом уже начинает экспортировать. И не всегда опыт и подход Китая применимы в других странах.

Сергей Луконин: Я бы сказал, что как таковой системы ESG в Китае нет. Есть стратегическая работа китайского правительства по отдельным направлениям, которые совпадают с повесткой ESG. Первое и самое главное — это работа Китая по улучшению экологической обстановки. Это совпадает, соответственно, с компонентом «Е» («Environment»). Работа по улучшению экологии в Китае началась уже достаточно давно. Там складывалась катастрофичная ситуация, поэтому основное направление работы китайского правительства — окружающая среда, а именно уменьшение загрязнения и построение «Прекрасного Китая», что включает в себя чистую воду, зеленую траву, пахотные земли. Это все укладывается в стратегическую цель Китая, которую озвучил Си Цзиньпин: к 2060 году полностью декарбонизировать китайскую экономику, но, правда, с оговоркой, что к 2030 году будет достигнут пик вредных выбросов. Остальные компоненты: «S» («Social») и «G» («Governance»), в Китае применяются ограничено, потому что основная руководящая роль принадлежит партии, а не корпорациям. Все, что касается компонента «G», понятно, что частный бизнес определяет основные направления своего развития. Но в крупных компаниях, даже если они являются негосударственными, а частными, все равно, вероятнее всего, организована какая-то партийная ячейка, которая смотрит на то, как компания себя ведет. И понятно, что цели компании до определенной степени синхронизируются со стратегическими целями развития самого государства. Поэтому, нельзя сказать, что в Китае есть устойчивая ESG-система в западном понимании. Хотя, некоторые китайские компании, в особенности те, чьи акции торгуются на иностранных и китайских фондовых биржах, уже публикуют отчетность, но преимущественно по компоненту «Защита окружающей среды». В России это тоже в общем-то новое явление, которое привнесено Западом, чтобы отвечать потребностям иностранных инвесторов. Я бы сделал такой вывод, что на самом деле полноценная ESG-система ни в России, ни в Китае пока что не выработана, но постепенно формируется, особенно в Китае.

Татьяна Завьялова: У России и Китая разные стратегии в области ESG. Однако в ряде сфер (стандарты отчетности, зеленые сертификаты продуктов/процессов, углеродные единицы, таксономия зеленых/социальных проектов) конвергенция российской и китайской ESG-систем возможна.
Но сначала надо договориться об общих понятиях. В Евросоюзе работает международная система торговли квотами. Аналогичная система в Евразии ускорила бы декарбонизацию региона. Унификация отчетности и сертификации оживила бы рынок трансграничных инвестиций в зеленые проекты, а общая с Китаем биржа углеродных единиц может быть коммерчески интересной для России.

Евгений Маркин: Сегодня экологические, социальные и вопросы корпоративного управления оказываются ключевыми факторами для обеспечения устойчивого развития не только компаний, но и государств в целом. Как в России, так и в Китае быстро нарастают процессы зеленого бизнеса и финансирования.

Однако в условиях усиливающегося санкционного давления западных стран происходит переосмысление приоритетов и ESG-тематика уходит на второй план как глобальной, так и российской повестки. К марту 2022 года акцент явно сместился от требований западных инвесторов и регуляторов в сторону российского законодателя и национальной повестки по устойчивому развитию. На передний план выходят вопросы поддержки бизнеса, сотрудников и местных сообществ.

Алексей Маслов: У Китая есть «углеродные вехи», через которые он должен пройти. Это 2025 год, 2030 год и, соответственно, 2060 год. Мы можем синхронизировать наши «углеродные вехи». Ведь Китай сейчас является крупнейшим покупателем углеводородов в России. При этом Китай переходит на низкоуглеродную модель. Это значит, что если мы не будем ориентироваться на китайские темпы перехода на низкоуглеродную модель, то не исключено, что многие наши планы на период до 2030 года не будут синхронизироваться с нашим крупнейшим покупателем.
Также у нас есть рабочие группы, межправительственная комиссия, которые, в конечном счете, замыкаются на премьерской встрече и встрече руководителей государств.
Самое главное — надо понимать, что с Китаем выгоднее договариваться комплексно, нельзя договариваться только о группе компаний или договариваться только о ESG-стандартах. Это все должно быть в общей политике российско-китайских отношений. Мы можем договариваться о том, что Россия готова закупать китайскую продукцию только тех компаний, которые соответствуют стандартам ESG. В свою очередь, продукция российских компаний с продвинутыми ESG-практиками должна в приоритетном порядке допускаться на китайский рынок. И нужно давать зеленый свет, например, понижению целого ряда налогов, которыми облагается российская продукция в Китае.

Сергей Луконин: России, мне кажется, нужно создавать не чисто российскую систему, а ту, которая будет работать в ЕАЭС, для того, чтобы синхронизировать российскую и китайскую системы. Иначе китайская система нас поглотит. Это очевидная вещь.

Татьяна Завьялова: Интеграция должна начаться с переговоров на высоком уровне. Но чтобы на равных разговаривать с КНР, России нужна сопоставимая по степени развития ESG-инфраструктура, а мы пока отстаем. В КНР с 2015 года работает национальная таксономия зеленых финансов — в России она появилась в 2021 году. В Китае в 2021 году запущена внутренняя торговля углеродными единицами. Появление российских углеродных единиц запланировано на 2028 год.
Необходимо прорабатывать общие программы сертификации пищевых продуктов: это даст преимущество российской экологически чистой продукции на китайском рынке. А совместный сертификат зеленого строительства или в других направлениях устойчивого бизнеса облегчит китайским предпринимателям получение разрешений и создание совместных предприятий в России. ПАО Сбербанк готов поддержать разработку таких программ сертификации и верификации.

Евгений Маркин: На сегодняшний день оптимальным вариантом для старта интеграции, как мне видится, является работа в направлении зеленых облигаций. За последние несколько лет китайские компании совершили рывок в этом направлении. Государственный банк развития Китая стал крупнейшим эмитентом сертифицированных климатических облигаций в прошлом году, опередив европейских операторов.
В России же рынок зеленых финансовых инструментов только начинает свое развитие, и на данный момент ответственное инвестирование является одним из ключевых трендов экономического развития российских компаний. Китайские компании, например, могут включать свои облигации в «Сектор устойчивого развития» Московской Биржи. Несмотря на зачаточный этап развития отечественного инвестирования в России, данный подход к привлечению капитала для финансирования экологических и социальных проектов может стать драйвером достижения ESG-целей в будущем.

Алексей Маслов: И здесь у нас есть уже готовые рычаги. Например, взаимодействие между китайским проектом «Пояс и Путь» и Евразийским экономическим союзом (ЕАЭС). Мы можем стимулировать внедрение общих ESG-стандартов для большого Евразийского партнерства. Это значит, что целый ряд других стран, в том числе, например, Казахстан, Узбекистан, страны центральной Азии, смогут также поддержать эти общие стандарты.
Плюс к этому, наверняка мы могли бы сделать ряд шагов, которые могут облегчить людям понимание ESG, потому что не все понимают, что такое ESG-стандарты. Ну, например, внедрение учебных курсов по ESG, стандартизация требований как в российских, так и в китайских университетах на основе общих платформ. Можно создавать совместные программы подготовки ESG-специалистов.
Кстати, Китай прилагает большие усилия для борьбы с гринвошингом. Многие Китайские организации вешали на свою продукцию (от машин до шоколадок) какие-то лейблы, которые сами же и создали. И это вводило потребителя в заблуждение. Китайское руководство осознало, что сама идея ESG утрачивает доверие и взяло все под свой контроль. И поэтому доверие к зеленой экономике в Китае растет, потому что все понимают, что государство этот вопрос контролирует. Как только в России появится понимание, что государство жесточайшим образом контролирует любую ситуацию, связанную с ESG, тогда, конечно, и нам будет проще жить и с Китаем будет проще общаться.
Я думаю, что за 2−3 года можно достичь первичных соглашений.

Сергей Луконин: Я бы пошел по пути разработки полноценной концепции в Российской Федерации, распространяя ее основные положения на ЕАЭС, а после этого синхронизировал с китайской ESG-концепцией, системой, стратегией. Нам в любом случае это придется делать, так как Китай будет развивать ESG-концепцию и внедрять ее в свою экономику. Соответственно, он будет предъявлять и к нам аналогичные требования. И, очевидно, что нам нужно будет им соответствовать, потому что Китай — второй глобальный лидер, а в середине XXI века может быть станет и первым.

Татьяна Завьялова: Для запуска разработки трансграничной системы, в первую очередь, нужна поддержка и базовое решение о движении в этом направлении на политическом уровне. Затем нужно проанализировать точки пересечения и различия в России, Китае и странах ЕАЭС. Потом можно создать рабочую группу из представителей государства, бизнеса и экспертного сообщества для урегулирования разногласий, после чего выносить готовые решения на рассмотрение органов власти стран-участниц. Пример реализации этой схемы — механизм IPSF, в рамках которого происходит конвергенция таксономий Китая и Евросоюза.

Евгений Маркин: Нужно помнить, что экономики наших стран и рыночное регулирование достаточно сильно различаются. О единой системе сегодня говорить рано, но России и Китаю необходимо озаботиться вопросами локализации ESG-инструментов и использования сформированных глобальных стандартов, принципов и практик, а также углубиться в вопросы разработки совместных технологий для замены западных. Также стоит разработать совместную систему ESG-рейтингов и создать унифицированный подход к подготовке отчетов об устойчивом развитии.

Расширение сотрудничества в атомной и газовой сферах также видится мне наиболее важным аспектом на пути к углеродной нейтральности. Есть возможности в области строительства гидроэлектростанций и производства оборудования для этого сегмента, так как ГЭС являются основным источником низкоуглеродной электроэнергии в мире, а Китаю необходимо снижать долю угольной генерации.